З ападная контр-культура сконструировала свой собственный, новый буддизм; точнее, она манипулировала осколками буддизма, вставляя их в причудливую собственную мозаику. По мере того, как контр-культура «рутинизировалась», а ее радикальные лидеры становились респектабельными консерваторами, осколки буддизма превращались в часть mainstream-а, в элемент политкорректного «эллинистического» многобожия эпохи постмодерна. Однако все эти западные формы становятся всемирной нормой: они ре-экспортируются в Азию и отчасти меняют облик буддийской культуры в самих буддийских странах

Буддизм и глобализация: постановка вопроса

В рамках данной статьи нет места для подробного теоретического анализа того, как состояние глобальности влияет на религиозные процессы; я буду опираться на ряд важных обобщающих работ , выявляющих наиболее важные кросс-конфессиональные тенденции. Задача этой статьи состоит в том, чтобы попытаться приложить к буддизму ряд глобальных тенденций, характеризующих современные религиозные процессы, такие как, прежде всего, рост значения публичных религизных дискурсов; де-территориализация религиозности, ее растущий отрыв от конфессиональных традиций; складывание свободного рынка религий, функционирующего на принципе индивидуального спроса и выбора; изменение институциональной структуры религий - появление религиозных сетей и релятивизация религиозного авторитета, и так далее. Как реагирует буддизм на «состояние глобальности»? Каков, в случае буддизма, локальный ответ на это состояние - в духе того, что Рональд Робертсон называет «глокализацией» ? Каковы варианты буддийского «ответа» - а очевидно, что таких вариантов должно быть, по крайней мере, несколько, - и каковы позиции буддизма (точнее, разных его историко-культурных вариантов) в сравнении с другими крупными религиозными традициями?

Статистический портрет буддизма и история его включения в глобальный контекст

Вначале необходимо кратко обрисовать статистический портрет буддизма в начале XXI века. Буддизм исповедуют около 6-8% населения мира, что намного уступает христианству (примерно 33%), исламу (примерно 18%) и индуизму (примерно 13%). Буддизм остается безусловно азиатской религией: 99% буддистов живут в Азии, причем в восточной ее части. Есть несколько государств, которые принято называть «буддийскими», однако преобладание буддистов в населении сильно разнится от страны к стране: например, есть такие религиозно гомогенные страны как Камбоджа (буддистов около 95%), Мьянма (Бирма, около 90%) или Бутан (75%); есть Лаос, Таиланд и Шри Ланка, где буддистов 60-70% населения, но уже имеются существенные религиозные меньшинства; есть категория государств, где религиозная статистика принципиально затруднена из-за традиционного синкретизма и двойной, если не тройной самоидентификации населения: например, Япония, Китай, в какой-то мере Тайвань, Корея и Вьетнам; есть, наконец, остальные страны, где буддисты составляют, как правило, менее одного процента населения.

Тем не менее, реальное значение буддизма вряд ли отражается в сухой статистике. Посмотрим на наш предмет с точки зрения «большого времени» истории.

Если мы исходим из того, что живем в «эпоху глобализации», то вся история буддизма выглядит по-новому. Мартин Бауманн предлагает четырехчленную периодизацию:

В целом, эта периодизация, или типология, не кажется очень убедительной , однако выделение «глобального» типа правильно и симптоматично: очевидно, что с буддизмом произошло нечто такое, что включило его в рамки «глобального дискурса». Мы можем сказать, что «глобальный дискурс» меняет все, что попадает в его водоворот.

«Глобальный буддизм» стал результатом западного проникновения в Азию и западного осмысления Азии. Мы можем сказать, что постепенно буддизм превращался в глобальный интеллектуально-духовный ресурс, открытый для всеобщего пользования.

Основные этапы этого процесса «глобализации буддизма» таковы. Сначала были курьезные реляции (relationes) путешественников и авантюристов, строго-морализующие нотации миссионеров, сухие описания колониальных чиновников - это был первый сбор разрозненных сведений, создавший первый референтный образ буддизма - некую особую разновидность «языческого идолопоклонства». Затем начались переводы древних текстов, филологическая буддология, открывшая буддийские древности во всем их блеске (примерно в течение 19-го в.); именно тогда создается новая референтная конструкция - «канонический», или «ранний» буддизм, некая абстрактная, оторванная от человеческой практики сумма идей, адекватных европейским духовным потребностям и интеллектуальным вкусам. Тогда некоторые буддийские идеи уже становятся частью и высокого романтического дискурса (например, у Шопенгауэра), и квази-массовой, полу-интеллектуальной, нео-гностической культуры, уловившей новую потребность в эклектике и мистицизме (например, у Елены Блаватской и Генри Олкотта). Именно в этот период происходит появление первых очагов буддизма за пределами Азии: первый обращенный в буддизм европеец (британец Аллен Беннетт, ставший монахом Ананда Меттея в 1902), первый буддийский храм в Европе (Санкт-Петербург, построен в 1909-1915), первые отмеченные буддизмом литературные шедевры (The Light of Asia сэра Эдвина Арнольда, 1879, Siddhartha Германа Гессе, 1922).

На эту же эпоху приходятся первые попытки сделать буддизм всемирно значимым: блестящим примером является «Буддийский Катехизис» Генри Олкотта (1881), стремившегося в сжатом виде перечислить главные буддийские идеи, единые для всех школ и сект. Это яркий пример того, что можно назвать «изобретением традиции», некоей синтетической идентичности «буддизма вообще», всемирного буддизма. «Катехизис» повлиял и на буддийскую элиту, вернее, он помог созданию нового типа буддийской элиты, говорящей, подобно сингальскому монаху Дхармапале в 1893 г. на Всемирном Конгрессе Религий в Чикаго, от имени «буддизма вообще» (а не какой-то конкретной традиции или школы). Это изобретение «всемирного буддизма» - точная модель того, как зарождающееся глобальное сознание превращает некую частную традицию в свой собственный референт - внеконтекстный, транснациональный, поистине глобальный продукт.

Примерно в это же время начались непосредственные контакты с живой буддийской традицией - через поселения японцев и китайцев на американском западном берегу, а также и в Латинской Америке. После Второй мировой войны процессы открытия буддизма остальному миру резко ускорились: начался зримый ренессанс буддийских культур в бывших колониях; волна миграций и культурного экспорта (например, дзен доктора Судзуки или бурно расцветшие школы медитации); волна антропологических штудий, нацеленных на изучение не столько старых текстов, сколько реальных народных практик; усиление буддийских диаспор как следствие полосы войн в Азии. Буддизм снова предстал не как нечто единое, а как многообразие, произошла резкая дифференциация его «предложения» на всемирном «рынке духовности». Теперь каждая из отдельных суб-традиций или даже отдельных практик (таких как медитация, повторение мантр, «тибетская медицина», «строительство мандалы» и т.д.) приобрела собственную ценность (и цену), стала готовой ко всевозможным духовным «коктейлям».

Для того, чтобы эти смешения стали массовой реальностью, должна была произойти контркультурная революция в 1960-1970-х гг. - период, когда буддизм (сначала дзен, затем тибетский буддизм) стал поистине частью западной массовой культуры, по крайней мере начиная с Алэна Уатта, Алэна Гинзбурга и Джэка Керуака, движения хиппи, перемен в литературе и стиле жизни, влияния японской эстетики и т.д. После этого взрыва интерес к буддизму уже не угасал, о чем свидетельствует количественный рост буддийских центров на Западе. В России и странах бывшего советского блока этот бум по понятным причинам запоздал на двадцать лет, хотя дух контр-культурного андеграунда зародился и теплился синхронно с западным. Конечно, частью этого процесса стал и рост присутствия буддийских этнических групп после новых волн эмиграции из Вьетнама, Камбоджи, Китая и других стран на Запад. При том, что в сумме буддисты составляли в конце 20-го в. ничтожную долю в населении западных стран, зримость разных элементов этой традиции в поп-культуре в целом и в ее отдельных частях (например в New Age) была гораздо более значительной: буддизм стал частью культурного ландшафта.

Западная контр-культура сконструировала свой собственный, новый буддизм; точнее, она манипулировала осколками буддизма, вставляя их в причудливую собственную мозаику. По мере того, как контр-культура «рутинизировалась», а ее радикальные лидеры становились респектабельными консерваторами, осколки буддизма превращались в часть mainstream-а, в элемент политкорректного «эллинистического» многобожия эпохи постмодерна. Важно подчеркнуть, однако, что все эти западные формы, в силу ряда причин, становятся всемирной нормой: они ре-экспортируются в Азию и отчасти меняют облик буддийской культуры в самих буддийских странах, во всяком случае вносят в нее некоторое принципиальное раздвоение, как бы выкраивая у традиционного буддизма пространство, включенное в «глобальное измерение».

Ответы буддизма на глобализацию: формы буддизма в глобальную эпоху

Как видно из предыдущего, необходимо сделать одно важное различение: понятия «глобальный буддизм» и «буддизм в глобальную эпоху» нельзя смешивать. Далеко не все пространство буддизма включено в пространство глобальности. Чтобы разобраться в этих различиях, мы можем следовать очень простой, условной типологии ответов буддизма на глобализацию: нейтралитет, сопротивление, взаимодействие (диалог).

Нейтралитет архаичного буддизма

Существует довольно широкий пласт религиозного сознания и практик, который включен в глобальный дискурс чисто пассивно, под названием «архаики», «традиционализма» или «ортодоксии/ортопраксии» и который практически не взаимодействует активно с реальными глобальными процессами. Такие традиционные массивы в буддизме, возможно, доминируют численно. Они хорошо различимы по очевидному контрасту с динамичными сегментами. Лучше всего этот контраст виден на примере размежевания буддийских общин Запада на буддистов урожденных и новообращенных. Напряжение между этническими буддистами и неофитами бросается в глаза от общины к общине и даже внутри отдельных общин. Это позволило ряду авторов говорить о существовании на Западе «двух буддизмов» - традиционном, пассивном буддизме этнических диаспор и динамичном, активном буддизме западных неофитов. Часто эти две группы, даже соприкасаясь в одной общине или в одном храме, существуют как будто в параллельных плоскостях и преследуют совершенно разные цели.

Похожий контраст можно наблюдать в России - контраст между традиционной бурятской, тувинской и калмыцкой сангхой (общиной), с одной стороны, и группами буддийских неофитов крупных городов. Небольшой опрос по электронной почте, который я провел среди нескольких так называемых «дхарма-центров» в разных городах России, показал, что буддийские неофиты довольно четко ощущают себя в этом противопоставлении: они вообще не считают буддизм «религией» (большинство из них никогда «религией» не интересовались); хотя они и могут признавать, как это делает один респондент, что «для рядового калмыка или бурята» буддизм есть, действительно, религия, сами они считают буддизм «философией» или «стилем жизни», а то и вообще отрицают для себя это название, предпочитая вне-конфессиональное «последователель дхармы». Хотя все неофиты так или иначе относят себя к какой-то конкретной школе (чаще всего - тибетской традиции Гелуг), их отношение к официальным буддийском структурам единодушно сдержанное: как сформулировал один из обращенных буддистов, «бурятские ламы духовно не значимы». Буддийская традиционная сангха России (БТСР), возглавляемая Хамбо-Ламой Д. Аюшеевым, в начале XXI века действительно остается довольно консервативным организмом, оторванным от духовных потребностей современных городов и сохраняющим бюрократический стиль советских времен. Кроме того, в некоторой степени, руководство БТСР придерживается ориентации на поддержку бурятского этно-национализма (или, по крайней мере, этнической идентификации буддизма) , стремится сохранить свои доминирующие позиции, препятствуя росту религиозной диверсификации. Важно, однако, что, в силу особенностей буддизма, подобная охранительная ориентация не принимает крайних радикальных форм.

Ситуация раздвоения и даже раскола может наблюдаться и в азиатских буддийских странах: с одной стороны, новые группы, открытые для доктринальных и институциональных реформ; с другой стороны, традиционное мышление и традиционные практики. Конфликт между этими двумя сегментами в некоторых случаях очевиден: приведем в качестве примера резко негативное отношение традиционно доминирующей секты Чоге к небольшой, но динамичной и современной секте Вон в Корее; или известный раскол в между монашеской верхушкой японской секты Нитирен Сесю и общества Сока Гаккай 1991 г. Отмежевание новых групп от старых (традиционных) может иметь следующие источники: явная ориентация новых групп на мирян, а не на «духовенство»; очевидный экуменизм и универсализм новых групп, в отличие от этнической закрытости старых; переход на иностранные языки (прежде всего английский, как в том же случае Soka Gakkai International), по контрасту с лингвистическим консерватизмом старых групп; введение демократических управленческих процедур вместо иерархически-авторитарных традиций.

Тем не менее, отношения между «двумя буддизмами» сложнее, чем может показаться на первый взгляд: именно духовное преемство и благословение, полученное от самых архаичных и традиционных азиатских источников, гарантирует глубину неофитства и легитимность новых, современных общин. Традиционные монахи могут быть «духовно не значимы» сами по себе, но именно к хранителям вековых традиций направлялись отцы-основатели «неофитского буддизма» на обучение и обретение духовной энергии и харизмы. Здесь мы наблюдаем интересное явление: религиозная архаика, помимо своей воли, обретает определенные функции в новом, «постмодернистском» и «глобальном» мире, хотя и пассивно, но все же включается в него: она либо служит источником символической идентичности для творцов новой религиозности - неофитов, либо, по крайней мере, она обретает некий «музейно-архивный» вариант существования. Оба варианта вполне допускаются и даже радушно приветствуются в рамках господствующего культурного климата, называемого multiculturalism.

Сопротивление традиционного буддизма

Как и в других религиях, в буддизме присутствует и выраженные анти-глобалистские интонации. Однако необходимо сразу же отметить, что по своему характеру подобные реакции сравнительно мягки. Мы можем предположить, что буддизм, хотя и может совпадать с воинственной антимодернистской, охранительной или националистической политикой, вряд ли является ее причиной или источником. Религиозные формы, питающие радикализм в буддизме вообще сравнительно неразвиты. Например, само сочетание «буддийский фундаментализм» кажется почти неуместным: дело в том, что по сравнению с авраамическими религиями, в буддизме отсутствует понятие догмы, границы ортодоксии и «инакомыслия» («ереси») нежесткие, критерии доктринальной чистоты размыты, всегда была синкретическая смесь с другими верованиями. В буддизме нет резкого, онтологического дуализма праведности и греха, а значит нет и резкого деления на верных и неверных, избранных и язычников (гоим, кафиры); нет деления мира, подобного делению на дар-ал ислам и дар-ал харб («территория мира» и «территория войны»); нет претензий на монополию на истину, поэтому ослаблена и идея избранничества, непримиримого эксклюзивизма.

В глубине традиции религиозный подвиг буддийского отшельника и праведника всегда резонировал воинственными метафорами («война со злом», «война с иллюзорным миром») и прочно срастался с открыто военизированными явлениями, такие как, например, боевые искусства или самурайский кодекс бусидо, связанные с традицией чань/дзен (что особенно проявилось в открыто милитаристской интерпретации дзена в в Японии первой половины XX-го века); или традиция текстов «Калачакра-тантры», допускавшая, в качестве ответа на агрессию, превращение внутренней, духовной борьбы во внешнюю (что напоминает соотношение «внутреннего» и «внешнего» джихада в исламе); были и другие похожие примеры. И все- таки понятие «священной войны» в том же смысле, как мы встречаем его в истории авраамических религий - активное насилие по уничтожению «неверных» и утверждению религиозной монополии, связанное с воинственным миссионерством - в буддизме отсутствует.

Именно в силу этих генетических причин мы не видим в буддийском мире патологических анти- модернистских надрывов. Точно также, в буддизме нет и не может быть организованного жесткого анти-глобализма, институционально поддерживаемого авторитетом религиозных лидеров, как, например, в исламе или в российском православии. В отличие от ислама, буддизм более локален и диффузен и никогда не был сколько-нибудь жестко связан со светской властью, поэтому его анти-глобалистский ответ не структурирован, не принимает жестких организационных форм и не может служить основой транснациональных вооруженных групп: буддийская Аль- Каида кажется нонсенсом.

Быть может, единственным зримым примером насильственного анти-глобализма могла бы считаться Аум Синрике, новая религия с сильной буддийской идентификацией. Идеологию лидера секты Секо Асахары можно назвать эклектической смесью буддизма (который представлен доктринами кармы и перерождений; идеей страданий и просветления через медитацию; некоторыми специфическими тибетскими техниками) с индуизмом (особенно шиваизмом), даосизмом и элементами христианства. С течением времени, общая интонация этой идеологии менялась от традиционной монашеской отрешенности ко все более отчетливому апокалиптическому алармизму и эксклюзивности. По-видимому, однако, этот эксклюзивизм и апокалиптизм имеют не буддийские источники: известно то значение, которое в эволюции секты сыграл интерес Асахары к новозаветному Откровению Иоанна).

В остальном анти-глобализм не принимал жестких форм. Я бы выделил несколько дискурсов, которые можно обозначить как «анти-глобалистские». Во-первых, это этно-национальная реакция, дискурс идентичности, охранительное стремление удержать замкнутые системы, основанные на народной традиционной религиозности. Во-вторых, это свойственная всем религиям критика глобализма как секулярной идеологии, сопротивление тому, что можно назвать «безрелигиозной глобальностью». В-третьих, это связанный с предыдущим дискурс справедливости, социальная критика. Наконец, в-четвертых, это ориенталистская реакция, анти-западный дискурс, сводящийся к критике стереотипа западной культуры, как воплощения материализма и рационализма. Разумеется, все эти дискурсы были тесно переплетены и созвучны.

Примеры сопротивления, относящегося к первому из перечисленных типов - националистическому - довольно многочисленны, но в них редко обнауживается политический радикализм. Ранним, почти классическим примером радикального нацио-центричного буддизма, прямо легитимирующего насилие и явно анти-западного и антилиберального, был (уже упомянутый нами выше) союз между японской империей и некоторыми буддийскими школами в первой половине 20-го века. Сходные мотивы можно было обнаружить в ряде буддийских групп в Шри Ланке («Джаната Вимукти Перамуна», военнизированные националистические группы в 1970-1980-е гг), охранительный радикализм которых был выкован в жестоком этническом противостоянии между сингалами и тамилами; впрочем, это были только небольшие группы, и речь никогда не шла о государственном использовании воинственных вариантов буддизма. Повсюду в буддийской Азии деколонизация совпала с «буддийским ренессансом», который изредка принимал весьма резкие формы.

Другие типы анти-глобалистской критики, не принимающие явно дисфункциональных форм, были, конечно, общим местом в истории буддизма 20-го века. Так называемый «буддийский ренессанс» в Азии середины века был проникнут антизападными, перевернутыми ориенталистскими идеями (как правило, сформулированными восторженными западными поклонниками). В буддизме тхеравады возникло явление, которое один сингальский автор назвал «The Revolt in the Temple» - целый период активного политического монашества, и его энергия была направлена против секулярного национализма западного типа. Эти явление было напрямую связано с постколониальным синдромом. Конечно, оно имело и некоторые истоки и в самой монашеской традиции: на протяжении всей истории буддизма в его «коллективном подсознании» всегда тлело обостренное аскетическое рвение, иногда доходившее до фанатизма. Поэтому самосожжение вьетнамского монаха Кван Дюка (Сайгон, 1963) или совершенные монахами политические убийства в Шри Ланке и Юго-Восточной Азии не были совсем неожиданными. Но когда волна постколониального культурного ренессанса схлынула, политическое монашество постепенно сошло на нет (в течение 1970-1980-е гг.).

Впрочем, критика секуляризма как такового никогда не была центральной в буддийской критике Запада - по-видимому, потому, что граница между духовным и светским в этой традиции не столь рельефно прочерчена. В буддизме не было такой резкой критики секуляризма, как у Саида Кутба, Меира Кахане, Сингха Бхиндранвале, или у идеологов RSS или BJP в Индии . Если же говорить о Западе, то там «сакральность» прочно ассоциировалась с западными религиями (христианством и иудаизмом), и поэтому буддизм легко усваивал роль, особенно в контексте контркультуры, некоей духовной альтернативы внутри секулярного (а не религиозного) дискурса. Эта духовная альтернатива, или альтернативная духовность, противопоставляла капитализму - общинность, эгоизму - «трансперсональность», материализму - отрешенность, одержимости - бесстрастность, силе - сострадание, агрессии - терпимость, разделенности - холизм, и так далее. Как видно из приведенных противопоставлений, этот ориенталистский дискурс в целом похож на анти-западничество других религий. Особенностью именно буддийского анти-западничества является, опять же, невыраженность критики секуляризма (буддизм как бы в стороне от этого спора) и почти полное отсутствие призывов к жестким формам сопротивления

«Ориентализм» сочетался с социальной критикой, дискурсом справедливости, что объясняет недолгий, но бурный роман буддизма с социализмом (в 1950-1960 гг), закончившийся, однако, полным разрывом и трагедией в Камбодже при «красных кхмерах», когда буддизм не только не смог предотвратить массового насилия, но и сам безжалостно уничтожался. В некоммунистических формах, социальный дискурс в буддизме очень напоминает сходные явления в других религиозных традициях, а также близок, mutatis mutandis, типичным анти-глобалистским текстам, сочетающим левый экологический алармизм с примесью духовности.

Таковы формы «сопротивления». Однако, наблюдая все подобные примеры, мы можем заметить одно неожиданное превращение: принимая на себя роль духовной альтернативы Modernity и глобализму, буддизм (не весь, но определенный его сегмент как на Западе так и на Востоке) осваивал для себя некую нишу западо-центричного ценностного порядка, т.е. становился не просто другим, а своим другим. Это качество «прирученной альтернативы» (своей альтернативы), как мы увидим далее, крайне любопытно менялось в процессе диалога.

Взаимодействие (диалог) с «глобальными ценностями»

Здесь мы можем сделать естественный переход к формам взаимодействия буддизма и глобализации. Имидж альтернативной духовности, созданный по контрасту с библейским ценностным строем и одновременно по контрасту с ценностным строем секулярного Modernity, прекрасно вписывается в климат плюралистической глобальности. Этот имидж буддизма действовал во всемирном масштабе, стал частью глобального дискурса.

Прежде всего, необходимо повторить: к концу 20-го века сложился «глобальный буддизм», а именно: буддизм, свободный от контекста конкретных традиций, вполне транснациональный. Естественно предположить, что в подавляющем большинстве случаев такое развитие наблюдается на Западе или, если говорить об Азии, не без западного влияния. Однако следует подчеркнуть, что институционально эти формы, тем не менее, оправдывают свое название «глобальных» общин/институтов/движений и оказывают огромное влияние на буддизм исконно буддийских стран.

Новые формы

Первым признаком трансформаций были новые институциональные формы - транснациональные «сети», разбросанные по всему миру. Рост таких форм облегчался тем, что в буддизме, так же как и в протестантстве (и в отличие от католицизма, иудаизма, ислама, индуизма), нет выраженного управленческого или даже сакрально-символического центра. Глобальные «сети» обычно создаются вокруг харизматических учителей, как правило, практикующих на Западе, а иногда и имеющих западное происхождение, при этом, однако, идентифицирующих себя с определенной традицией или школой: чаще всего это разные суб-традиции дзена и тибетского буддизма, реже традиции «чистой земли» и тхеравады.

Блестящими примерами «network Buddhism» могут быть признано широкое и нежестко оформленное движение, восходящее к Insight Meditation Society, созданному в США после II-й мировой войны на основе тхеравадинской традиций медитации vipassana и самадхи и вокруг бирманских учителей У Ба Кхина (1899-1971) и Махаси (1904-1982), быстро приобретших популярность (в настоящее время - более 50 только постоянных центров во всем мире. Другим примером может быть менее тематически сфокусированная, но не менее глобальная сеть Friends of the Western Buddhist Order (FWBO), созданная британцем Сангхаракшитой в 1967. Затем началась быстрая «глобализация» традиций дзена (группы возникали как вокруг японских, так и западных, прежде всего американских, роши-учителей; тибетского буддизма (например, община карма кагъю во главе с датским ламой Оле Нидалом или организация Ригпа во главе с Согьял Ринпоче); движения, созданные по инициативе вьетнамского учителя Тик Нат Хана (Thich Nhat Hanh) или корейского дзен-мастера Сеунг Сана (Seung Sahn); наконец, уже упоминавшийся выше яркий пример глобального буддизма - Soka Gakkai International, выросшая в 1975 г. из японского движения, основанного в 1930. В России примером сетевых буддизйских организаций могут служить уже упоминавшиеся «дхарма-центры», а также общества «Манчжушри», создаваемые по инициативе московского Центра Ламы Цонкапы, признанным учителем и духовным вдохновителем которого является тибетский учитель геше Джампа Тинлей.

Это только немногие примеры, но уже их анализ позволяет сделать некоторые выводы. Прежде всего, глобальные формы буддизма основаны на западном прочтении, или переработке, азиатских традиций. При этом новые формы, возникающие от такого взаимодействия, охватывают часть жизненного пространства буддизма и в самой Азии (все группы, перечисленные в предыдущем абзаце). Далее, происходит упрощение традиционных доктринальных и культовых блоков, их определенная адаптация для простоты дальнейшего применения. Эти блоки выводятся из контекста конкретной страны или школы (несмотря на сохранение «семиотической» аффилиации, важной для само-идентичности того или иного движения). Между прочим, интересно, что, как показывает опыт последнего столетия, все школы буддизма в более или менее равной степени могут быть вовлечены в описанные трансформации. Таким образом, отдельные блоки буддийских доктрин и практик превращаются в эластичный «духовный software», легко переносимый в новые контексты и легко скрещиваемый с другими элементами.

Примером может служить феномен медитации. Медитация вообще является ключевым элементом глобального буддизма. Интересно, что медитация всегда была центральной частью буддийской эзотерики, но исключительно монашеской и «виртуозной». В XX-м веке все меняется: медитация становится достоянием мирян, причем не только на Западе, но и в Азии: массовая мирская медитация становится реальностью городского азиатского буддизма начиная с 1950-1960-х гг. (Исключение составляет Китай, где медитация осталась, напротив, уделом консервативных «клерикальных» групп чань-буддизма ). Это обмирщение и демократизация виртуозной монашеской практики весьма напоминает классическую протестантскую тенденцию. Естественно, формы медитации при этом упрощаются. Далее, медитация становится вне-контекстной до такой степени, что не только смешивается с другими практиками, но и полностью может оторваться от собственно буддийского корня (например, в нерелигиозных центрах медитации или внутри синкретизма New Age). Меняется в значительной степени и назначение медитации: из эзотерической формы глубокого мистического опыта она становится психо-терапевтическим средством, больше ориентированным на исцеление и доступным массе мирян. В этой связи популярность приобрела практика retreat: будучи неким универсальным элементом религиозной практики (вовсе не буддийского происхождения), retreat активно внедряется в буддизм и тем самым подчеркивает ту же тенденцию в де-контекстуализации, о которой говорилось выше.

Новое миссионерство

Еще одна интересная тенденция буддизма в «глобальную эпоху» - возникновение нового буддийского миссионерства. «Распространение Дхармы» всегда было традиционным дискурсом в истории буддизма, однако никогда не существовало сколько-нибудь систематического, нацеленного миссионерства, а тем более прозелитизма. Поэтому в этом новом явлении просматривается влияние христианских евангелических образцов: не случайно даже появление термина «евангелический буддизм». Это особенно касается, разумеется, западных неофитов, которые принимают буддизм в качестве «новой веры» через некий акт «обращения» (conversion), по вполне христианской схеме вроде движения «born-again». Буддийское «обращение» облегчается его исключительной простотой - отсутствием сложных ритуалов-инициаций (за исключением некоторых форм тибетского буддизма), или, строго говоря, вообще отсутствием таковых применительно к новому мирскому буддизму (в отличие от монашеского). Упрощенность культовой матрицы хорошо видна на примере нитерэновской традиции, подхваченной Сока Гаккай, сводящей практики к повторению элементарных мантр (nam myoho renge kyo). На принципе «обращения» строится активное миссионерство таких новых религиозных движений буддийского толка, как та же Сока Гаккай, Аум Синрике, Фогуаншанг, или, например, уже упоминавшаяся секта Вон в Корее . В некоторых случаях (например в Сока Гаккай) использовались миссионерские импульсы старых учений (таких как воинственно-активная школа Нитирэна). Новое миссионерство, как и протестантский евангелизм, становится оптимистическим по духу, нацеленным на преображение мира. Частью нового миссионерства стала и благотворительная деятельность (в Корее, в Японии, на Тайване), которая ранее была уделом только христианских церквей и миссионеров.

Социально ангажированный буддизм

Здесь сразу же уместно перейти к еще одной тенденции, выразившейся в возникновении так называемого «социально- и политически-ангажированного буддизма» (engaged Buddhism). Классический и традиционный монашеский буддизм принципиально асоциален и аполитичен; во всяком случае, таково господствующее мнение современных буддистов, быть может, нарочито стереотипное. Во всяком случае, например, благотворительная социальная деятельность в буддизме не была развита, как не было и какого-либо развернутого интереса к civitas terrestra. ХХ-й век стал поворотным в этом смысле, само понятие engaged Buddhism было выработано именно для того, чтобы подчеркнуть новизну явления.

Кроме благотворительности, «социальная ангажированность» означает интерес к социальным проблемам и выработку активных позиций общественного участия. Одним из первых примеров было движение сарводая в Шри Ланке в 1970-1980-е гг., активно внедрявшие «буддийскую экономическую модель». Более поздние движения с уже четким «ангажированным» самосознанием - International Network of Engaged Buddhism (базируется в Таиланде), Buddhist Peace Fellowship (базируется в США) и некоторые другие. Эти движения ссылаются на буддийские заповеди «сострадания» (karuna - идеал бодхисаттвы), ненасилия и традиционный акцент на онтологическом несовершенстве мира (dukkha), для того чтобы обосновать активное обращение к «социально обусловленному страданию». Общими доктринальными основами концепции общества является дискурс «взаимозависимости», идея взаимодействия индивидуальных карм, идея самоограничения и т.д. Все эти движения, как правило, конституируются в форме неправительственных религиозно-каритативных центров, созданных, по буддийской традиции, вокруг личности конкретного учителя, или как международная сеть таких центров.

Как мы уже видели выше, социальная критика в рамках буддизма носит некоторый «социалистический» оттенок; однако было бы неверно мыслить «ангажированный буддизм» только в этих категориях. На протяжении ХХ-го века «социально ангажированный» буддизм, хотя никогда прямо и не приветствовал «капитализм», постоянно вел активный диалог с западными либеральными ценностями и подхватывал их просветительские импульсы. Буддийский дискурс «терпимости» и «ненасилия» можно считать первым общим знаменателем буддизма и западного либерализма. Второй областью их совпадения была относительно слабая групповая солидарность в буддийской традиции, фокус на индивидуальной самореализации, индивидуальной свободе, что было удобной почвой для усвоения всего дискурса «прав человека» как идеально созвучного буддизму в том случае, когда буддийская привычка к интроспекции, к «внутреннему миру» подхватывается, развивается и предстает в новом свете. Снова мы видим здесь предвзятую интерпретацию, постмодернистское конструирование идентичности: эзотерическая монашеская установка преподносится как исконный дух всей буддийской традиции - дух внутренней, приватной духовности (вполне в духе классического пиетизма и Шлейермахера), которая может быть основой либеральных «прав человека». Я называю это «конструированием» и «предвзятостью» потому, что, как мы видели выше, буддизм может опираться и на антилиберальную традицию «общинности» и отрицания «я» в тех случаях, когда требуется критика «алчного западного индивидуализма». Еще одним примером «конструирования» можно считать демократический дискурс в современном буддизме, опирающийся на стереотип монашеского эгалитаризма, на изначальное буддийское отрицание каст, на тот же дух толерантности. Буддийская сангха в течение ХХ-го века могла быть и политически активна и даже радикальна (особенно в странах тхеравады в 1950-1970х гг, последняя вспышка - в Бирме 1988 г.); к началу ХХI-го века, однако, этот радикальный активизм «вышел из моды». Тем не менее, пример устойчивого влияния партии Комейто в Японии свидетельствует о том, как буддийский активизм может стать стабильной частью демократического процесса. В Тыве наиболее авторитетный буддийский лидер Камби-Лама Аганкх Кхертек настойчиво декларировал приверженность демократии и опекал республикованское общество «Манчжушри», занятое просветительством, благотворительностью и другими формами социальной деятельности.

Очень зримым примером социальной и политической ангажированности и встраивания буддизма в либеральный и социально-активный дискурс можно считать Далай-ламу XIV (род. в 1935 г.) . К концу ХХ века этот человек приобрел символическую роль «все-буддийского папы», которой в буддизме никогда не было. Но еще более важна его роль одного из наиболее глобальных религиозных деятелей, посвятившего жизнь философии «прав человека» с буддийским акцентом, особенно после неудачного восстания 1959 г., придавшего ему ореол изгнанника и мученика за свободу, и награждения Нобелевской Премией Мира тридцать лет спустя. Далай-Лама стал публичной фигурой, героем масс медиа, референтом «свободы», «ненасилия» и восточной «духовности». Его активность в значительной степени помогла тибетскому буддизму завоевать всемирную популярность. Его образ по умолчанию несет в себе некоторую семиотическую нагрузку: например, его регулярное недопущение в Россию по внешнеполитическим мотивам (боязнь осложнений в отношениях с Китаем) сразу же ассоциируется с попранием либеральных ценностей.

Г) «Рациональный» и «иррациональный» буддизм: Disenchantment and Re-enchantment. Как мы видим, буддизм в глобальную эпоху как бы конструируется заново и интерпретируется исходя из конкретного контекста и конкретных интересов. Традиционный, архаичный буддизм не соответствует требованиям глобальности (он «духовно не значим»), и потому включается чисто реформаторская установка на «возвращения к истинному учению», «очищение ядра», что сплошь и рядом происходило в буддийской истории прошедшего века. Например, буддизм «очищался» от традиционного синкретизма, от «исторических наслоений», от небуддийских верований и практик (например, веры в духов и астрологию в тхераваде, хтонических культов религии бон и шаманизма в «северном» буддизме, некоторых монашеских практик в дзене и проч.). Эта тенденция (примерно с середины XIX в до середины ХХ в.) привела к складыванию некоего интеллектуального, рационального, а то и «научного» буддизма, опирающегося на такие, несколько преувеличенные и выхваченные из контекста черты постулируемого «истинного буддизма», как опора на опыт, критическое мышление, познание внутренних связей мира, отсутствие «монотеистического бога» (которое неверно выдавалось за «атеизм»). Хотя институционально подобный рациональный буддизм в чистом виде никогда не был заметным явлением, этот образ оказал огромное влияние на восприятие буддизма в целом и на гибкость, с которой отдельные его элементы приобретали глобальное распространение. Именно такие простые, рациональные блоки и включались в диалог с другими идеями и практиками. Очищаясь от «архаичного», исторически-спонтанного синкретизма, так называемый «чистый буддизм» становился частью нового, намеренного синкретизма.

Однако вторая половина ХХ-го века прошла под знаком несколько иной тенденции: на Западе стал расти интерес не столько к холодному, рациональному и чисто духовному буддизму, сколько к «буддизму плоти» - всей массе традиционных мистико-магических практик, перемешанных с обрядовой архаикой не «чисто-буддийского» происхождения и основанной на психо-соматической волеченности. Одним из примеров подобного рода является тибетская эзотерическая традиция Дзогчен («Великое Совершенство»), которая стала модной в последние десятилетия, в том числе в Москве (учитель - Дзогчен Намкхай Норбу Ринпоче).

Я уже говорил, что личностный акцент был контрапунктом буддийских и западно-либеральных ориентаций. Но, более того, новый западный интерес к телу, в духе souci de soi Мишеля Фуко, создал новую славу буддизму (особенно тибетскому, в отличие от более «духовного» дзена) как обращенному к личности как «единому целому», как снимающему дуализм тела и души (подобно другим восточным учениям и по очевидному контрасту с классическим христианским дуализмом). Интерес к тантрическим практикам (как и к йоге в целом), например, совпал с сексуальной революцией на Западе. Этот новый образ буддизма позволил кардиналу Йозефу Ратцингеру однажды назвать буддизм опасной формой «авто-эротической духовности» (auto-erotic spirituality). Интерес к «восточной медицине» также как-то связан с этой общей тенденцией. Она делает буддизм целительной терапевтической практикой, полной чувственного очарования. По- видимому, буддизм удачно вписывается в глобальный поворот к новому Re-enchantment мира в противовес процессу Disenchantment времен Макса Вебера. Или, более осторожно можно сказать, что разные, иногда противоположные интерпретации буддизма могут соседствовать друг с другом в «глобальную эпоху».

Буддизм в начале ХХI века: конфессиональный статус и массовое сознание

Как видно из предыдущего текста, необходимо сделать два различения.

Во-первых, следует отличать «глобальный буддизм», описанный выше «буддизм в процессе диалога» от остального пространства современного буддизма. Новые формы составляют, возможно, небольшой сегмент этого пространства; однако, по-видимому, именно эти формы буддизма, в силу их новизны, оказывают наибольшее влияние на мировую культуру и на глобальное восприятие того, что есть буддизм сегодня; именно они определяют динамичный имидж буддизма в «символической вселенной» глобальной жизни.

Во-вторых, следует различать буддизм как конфессию, как сумму институтов (старых и новых), с одной стороны, и буддизм как некую «культурно-символическую туманность», которая рассеяна в мировой культуре в виде институционально не оформленных семиотических или семантических осколков (таких как «шангри-ла» и «шаолинь», используемые в сотнях товарных знаках; голливудовские фильмы; западная литература начиная с Толстого и Гессе и кончая Пелевиным; та же концепции «буддийской экономики» Шумахера, и многое другое).

Конфессиональный статус буддизма и его взаимодействие с другими религиями

Если говорить о конфессиональном статусе буддизма, то в большинстве евроазиатских стран он ассоциируется с традицией и культурно-политическим консерватизмом, рассматривается как часть религиозного истеблишмента. В нескольких случаях этот статус закреплен конституционно: в Камбодже буддизм прямо провозглашен государственной религией , в Шри Ланке буддизму предоставляется преимущественный статус («the foremost place») , и буддисты довольно болезненно реагируют на попытки правительства, идя навстречу тамильскому меньшинству, дезавуировать соответствующие конституционные привилегии; в Таиланде государственный статус буддизма тесно связан с конституционным строем через институт монархии; в Лаосе такой статус буддизма тоже не вызывает сомнений. Тайвань, Япония, Южная Корея и Монголия после демократических перемен придерживаются политики религиозного плюрализма, а коммунистические страны - Китай, Северная Корея и Вьетнам - обычной политики равной удаленности и государственного контроля, сводящегося, как правило, к поощрению «послушных» и «патриотических» организаций принадлежащих к так называемым традиционным конфессиям.

К последней категории в некотором смысле примыкает и Россия: здесь буддизм законодательно отнесен к традиционным религиям (конфессиям), напряду с православием, исламом и (иногда) иудаизмом, которые, согласно официальной политике, имеют определяющее отношение к российской национальной идентичности. На этих правах буддизм, в лице Буддийской Традиционной Сангхи России, постоянно представлен в созданном митрополитом Кириллом (Гундяевым) Межрелигиозном Совете. В Калмыкии (более, чем в других «буддийских республиках» - Бурятии и Тыве) буддизм активно и открыто поддерживается местными властями, однако в рамках общей политики религиозного плюрализма; тем не менее, буддийский истеблишмент, следуя инициативам православного епископа (Зосимы), участвует в работе по предотвращению роста «нетрадиционных религий» .

В ряде стран буддизм соприкасается с исламом и христианством, и его взаимодействие с этими крупнейшими мировыми конфессиями заслуживает внимания. Крупные мусульманские меньшинства есть в таких буддийских странах как Шри Ланка (около 9%), Таиланд (7%), Бирма (4%), Камбожда (2%), и время от времени возникает напряженность между этими меньшинствами и правящими режимами (но почти никогда - с буддийским населением). Напротив, буддийские меньшинства в преимущественно исламских странах (примерно 7% в Малайзии, 1% в Индонезии, испытывают довольно сильное межобщинное давление со стороны мусульман, однако скорее в силу этнических, чем религиозных причин: большинство буддистов - китайцы. В свою очередь, некоторые христианские меньшинства, особенно представители незарегистрированных небольших церквей, связанных с заграницей, встречают довольно жесткое противодействие властей в некоторых буддийских странах - таких как Бирма и Лаос, однако и в этом буддизм сам по себе не играет никакой роли, и мне не известны случаи, когда инициатива в ограничении христианских миссий исходит не от властей, а от буддийских институтов и лидеров. Свобода христианской проповеди в Южной Корее, на Тайване, Калмыкии, Тыве, Монголии, подтверждает общий тезис об некотором буддийском безразличии к прямой институциональной конкуренции с другими конфессиями.

Буддизм и массовое сознание в контексте глобализации

На уровне массового сознания традиционно буддийских стран происходит в большей или меньшей степени характерное для глобальной эпохи брожение и космополитическое смешение. Если взять пример Таиланда, мы увидим как буддизм может сочетаться с новым стилем жизни, демократическими процедурами, быстрым ростом рыночной экономики, массовым туризмом и информационной включенностью в глобальные процессы. При этом буддизм сохраняет роль национального символического строя, необходимого для легитимации государства; язык этих символов используется в демократической публичной политике, но также и как важный туристический, а значит и экономический, брэнд. Можно предположить, что сходную роль будет играть буддизм и в Мьянме (Бирме), после будущих демократических перемен: во всяком случае, сангха была активным, в какой-то момент даже главным участником демократического движения конца 1980-х гг. Авторитарный режим, удерживавший страну в жесткой анти-глобалистской изоляции в течение нескольких десятилетий, не может рассчитывать на массовую поддержку со стороны сангхи.

В то же время, перспектива модернизации и включения в глобальные процессы означает ослабление традиционного буддизма, по крайней мере, в его институциональном измерении. В том же Таиланде, имидж буддийского монашества в последние десятилетия ХХ века стал меняться в негативную сторону: сообщения об отходе от аскетических практик, снижении канонической чистоты и даже криминальных случаях часты в прессе, а в Бангкоке, где тайцы теряют традиционную родственно-общинную основу старой религии, влияние буддизма очевидно ослабевает: ему не удается быстро реагировать на быстрые перемены в жизненном строе. Экстраполируя эту тенденцию, обратимся к Японии, где уровень секуляризации - самый высокий в Азии (не считая коммунистических стран). Буддизм в Японии, по общему мнению, заметен разве что в связи с похоронными обрядами. Японская модель кажется лучшей азиатской иллюстрацией классического тезиса о секуляризме, сопровождающем модернизацию и включение в глобальные процессы. (Надо иметь в виду, однако, что первые мощные и непоправимые удары по японскому буддизму со стороны светской власти были нанесены еще в конце XVI в. и затем в XVII-XVIII вв. в эру Токугава). Буддизм в своих традиционных формах, по-видимому, обречен на угасание в быстро модернизирующихся обществах; однако буддийские элементы могут сохраняться в новых и очень различных формах, что мы видели на примере таких японских феноменов как Аум Синрике и Сока Гаккай.

В Китае волна буддийского модернизма, начавшаяся на континенте еще с начала ХХ-го в. и приостановленная после коммунистической революции, была подхвачена на острове (на Тайване). Этот модернизм заключался в более активной организации системы образования, более значительной роли мирян, попытках соединить буддизм с наукой и современными идеологиями (прежде всего демократией), усилении экуменизма, возрастании роли благотворительности.

Однако китайскому буддизму пришлось пережить и несколько волн разрушения, сначала под обще-модернистскими лозунгами, а затем и коммунистическими. Интересно, однако, что главным объектом разрушения была народная религия, «суеверия», что привело фактически к появлению нового, реформированного буддизма, отделенного от народных религиозных практик («буддизм живых» в противовес народному «буддизму умерших»). Китайский буддизм трансформировался, не без участия самих буддийских реформаторов, в некую новую неклерикальную доктрину, согласующуюся с современностью. В некоторых случаях, этот новый буддизм вызывал и вызывает очевидные христианские ассоциации, тем более что часто он и «моделировался» по протестантским образцам.

Эта тенденция очевидна на Тайване, особенно если мы посмотрим на такую организацию как Фогуаншан, с ее более чем 150 центров во всем мире, или одну из самых богатых в мире благотворительных обществ Цичи («Сострадательная Помощь»), основанная монахиней Zhengyan в 1966 г. Тайваньский буддизм вообще довольно бурно развивается в течение последних тридцати лет, причем в новых формах, с более значительной ролью женщин; с короткими монастырскими «ретритами» для мирян, которые стали господствующей практикой; с очевидной каритативной ориентацией (чего не было в традиционном буддизме).

Что же происходит в континентальном Китае? Начиная с середины 1980-х гг., т.е. после начала либерализации, происходит безусловное оживление буддизма. Отчасти это принимает прежнюю «интеллектуальную» форму, в духе традиции неклерикального буддизма, очищенного от «народных суеверий»; в частности, отмечается быстрый рост «буддийских академий» (foxue yuan). В то же время, отмечается и возвращение к народному ритуалу, к традиционному китайскому религиозному синкретизму. Растет также и новый «туристический буддизм», который можно, по крайней мере отчасти, считать возрождением буддийских паломничеств.

Но пожалуй, самым интересным явлением, было возникновение сект - новых религиозных движений, основанных на буддийскиой традиции. Примером может служить Фалунь Гонг (или Фалунь Дафа), основанная в 1992. Это типичный пример конструирования новой, универсальной религиозной системы, но с традиционной легитимацией. Ее основатель Ли Хунчжи объявил свое учение «древнейшей системой совершенствования души и тела», «одной из 84000 школ буддизма», содержащей истинный закон Будды, однако этот истинный «Закон Будды» (фофа) не имеет ничего общего с буддизмом как испорченной религией «последнего периода упадка и гибели Дхармы». Истинный закон Будды есть также закон Дао. Намеренный универсализм был виден и в том, что лидеры секты постоянно подчеркивали, что их система проста, практична, «адаптирована к современной жизни» и не предполагает никаких расовых, возрастных, национальных и культурных ограничений. Фалун Дафа имела удивительную популярность (хотя и, возможно, преувеличенную самими членами общины), и власти не смогли долго сохранять терпимость: с 1996 г. началась кампания против секты, а в 1999 последовал запрет, аресты и эмиграция лидера. Секта более не имеет реального влияния в Китае, хотя и продолжает активную жизнь за границей. Значение эпизода с Фалунь Дафа состоит, однако, в том, что фактически это явление есть религиозное отражение включения континентального Китая в процессы глобализации в 1980-1990х гг.

В России, несмотря на консервативный в целом стиль официальных конфессиональных структур, в столицах и в крупных городах, как и других мировых культурных центрах, буддизм существует в своей «глобальной» форме вне религиозных институтов или в своем неконфессиональном, «рассеянном» измерении. Повторим, что для всемирной «символической мозаики» буддизм, mutatis mutandis, имеет устойчивое и высокое значение духовной, этической и эстетической альтернативы, уникальным образом находящей созвучия с глобальными тенденциями, причем как в русле глобализма так и в русле анти-глобализма, как в культурном mainstream-e так и в среди культурных маргиналов. В Украине и ряде других пост-советских стран, где традиционного буддизма нет, буддизм тем более существует в его глобальном варианте. Интерес к буддизму в городской среде России, Украины, других стран бывшего СССР, как на два десятилетия раньше - на Западе, подогревается интересом к иррациональному, к тому, что я выше упомянул как тенденцию к re-enchantment (особенно, опять же, по контрасту к рационализмом и обмирщенностью господствующих традиционных конфессий).

Тем не менее, бытование буддизма в посткоммунистических странах имеет и определенные особенности, по сравнению со всемирным опытом «глобального буддизма». Российские опросы 1990-х гг. показали связь интереса к восточным религиям (включая буддизм) с либеральными ориентациями, отрицавшими коммунистический истеблишмент. Можно сказать, что буддийские неофиты - это люди очевидно не авторитарного сознания, которым более близки сравнительно мягкие, локальные и частные формы сознания и религиозных практик, чем, например, господствующие в России православные формы, с их более жесткими институциональными структурами и национально-государственническим этосом. Не случайно то, что в России и в Украине есть довольно много случаев противостояния нео-буддийских групп и наиболее консервативных из провинциальных властей (например, в Харьковской и Донецкой областях, Крыму и некоторых других ). Вместе с тем, необходимо учитывать эволюцию общества в течение десятилетия после распада СССР: буддийские неофиты, бывшие естественными союзниками десоветизации, не стали и не могли стать «активными строителями капитализма»: буддизм в постсоветских странах остается (не считая традиционно буддийских районов) маргинальным явлением, вечной альтернативой любому истеблишменту.

Буддизм и самом общем плане несет в себе некую альтернативу глобальному порядку. Но это - «мягкая альтернатива», и даже такая альтернатива, которая легко вписывается в глобальный контекст как его собственное, внутреннее сомнение, как вариант «альтер-глобализма».

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Подобные документы

Возникновение буддизма в северо-восточной части Индии. Отличия буддизма от других верований. Учение о Четырёх Благородных Истинах. Разновидности взращивания добродетелей: нравственность, сосредоточение и мудрость. Путешествие Будды по Центральной Индии.

презентация , добавлен 21.04.2016


Религиозно-философское учение, возникшее в Индии, одна из трех главных религий Китая. История развития буддизма в Индии. Жизнь основателя буддизма Сиддхартхи, или Гаутамы Будды. Философские основания буддизма: Дхарма, четыре благородные истины.

реферат , добавлен 17.02.2011


"Мировые", или наднациональные религии. Расцвет буддизма в Индии. Религиозно-философская литература буддизма. Необходимость внешних форм религиозной жизни. Духовная основа европейской культуры. Личность и ее свобода в буддизме, в христианстве и в исламе.

реферат , добавлен 01.02.2011


Буддизм в современном мире. История возникновения и развития буддизма в Индии. Благородная истина пути, ведущего к прекращению страдания. Три Качества Жизни. Четыре возвышенных состояния ума. Этические нормы буддизма. Карма, основное понятие буддизма.

доклад , добавлен 20.11.2011


Буддизм - самая древняя из трех мировых религий. Мифология буддизма. Буддизм и этика буддизма. Когда и где зародился буддизм? Будда реальный и Будда из легенд. Учение Будды. Дхарма - закон, истина, путь. Четыре благородные истины.

реферат , добавлен 28.02.2004


Важность понятия загробной жизни в религии пророка Мухаммеда. Жизнь человека как краткий миг, во время которого люди могут сполна получить справедливую награду или возмездие за свои поступки. Истины Буддизма о причине страдания и формах существования.

реферат , добавлен 18.11.2010


Возникновение буддизма. Ответ, который нашел Будда. Средний путь Будды: "четыре великих истины" и путь восьми ступеней. Три поворота Колеса Дхармы. Тхеравадское и махаянское направление буддизма.

реферат , добавлен 06.09.2002


Возникновение буддизма в древней Индии, ее основатель Сиддхартха Гаутама. Достижение состояния духовного совершенства в буддизме. Общие правила для буддистов, отсутствие церковной организации. Основные понятия в буддизме. Условия буддийского движения.

Буддизм традиции тхеравада Южной и юговосточной Азии

Шри-Ланка

В настоящее время существует ряд стран, где буддизм процветает, в то время как в других он сталкивается с определенными трудностями. Например, традиция тхеравады наиболее сильна в Шри-Ланке, Таиланде и Бирме (Мьянма), но довольно ослаблена в Лаосе, Камбодже (Кампучии) и Вьетнаме. С XVI по XIX век в Шри-Ланке буддизм переживал упадок сначала из-за преследований со стороны инквизиции, а затем по вине миссионеров, находящихся на службе у колониальных правителей христиан. Буддизм был возрожден в конце XIX столетия во многом благодаря усилиям британских ученых и теософов. В результате буддизм Шри-Ланки иногда называют «протестантским» буддизмом, так как он делает акцент на научном познании, пасторской активности монахов по отношению к сообществу мирян и собственно на медитативных практиках для мирян, а не только для людей в монашеских одеждах. Вера мирян-буддистов довольно крепка, но иногда с их стороны можно услышать выражение недовольства по поводу малого числа монахов, в равной мере уделяющих внимание как изучению доктрины, так и медитативной практике.

Индонезия и Малайзия

Монахи Шри-Ланки принимали активное участие в возрождении буддизма тхеравады на острове Бали и в других частях Индонезии и Малайзии, где он постепенно угас к концу XV столетия. Однако это возрождение носило весьма ограниченный характер. На острове Бали интерес к буддизму проявили в основном последователи традиционной для этих мест смеси индуизма, буддизма и различных языческих культов, в то время как в других частях Индонезии и Малайзии буддийская аудитория в основном представлена диаспорой китайских иммигрантов, практикующих буддизм махаяны. Существует также очень незначительное количество новых индонезийских буддийских сект, являющихся смесью китайской и тибетской традиций с тхеравадой.

В соответствии с индонезийской государственной политикой «панчашила» все религии должны исповедовать веру в бога. Хотя буддизм и не признает бога как индивидуальную личность и поэтому иногда считается «атеистической религией», он официально признан и разрешен, поскольку признает существование Адибудды, что буквально означает «Изначальный, или Первозданный будда». Этот вопрос рассматривается в Калачакра-тантре, которая была широко распространена в Индонезии около тысячи лет назад. Адибудда - всеведущий творец всего проявленного, существующий вне времени, слов и других ограничений. Хотя он и представлен в виде символической фигуры, сам по себе он не является существом, или личностью per se. Адибудда более абстрактен и может быть обнаружен во всех живых существах как природа ума ясного света. На этом основании буддизм признан одной из пяти государственных религий Индонезии наряду с исламом, индуизмом, протестантской и католической формами христианства.

Индия

В прилежащих к Гималаям районах Индии приблизительно к XVII веку буддизм постепенно пришел в упадок. Однако в конце XIX века шриланкийцы с помощью британских ученых основали общество Маха Бодхи с целью восстановления буддийских мест паломничества в Индии, в чем достигли существенного успеха. В настоящее время как у шриланкийской традиции, так и у некоторых других буддийских традиций в каждом из этих мест имеются храмовые комплексы, в которых живут монахи и проводятся службы.

В пятидесятых годах XX века в западной Индии Амбедкар основал «необуддийское» движение в среде представителей низших каст, или неприкасаемых. К этому движению присоединились сотни тысяч последователей, в основном для того, чтобы избежать «клейма» принадлежности к этой низшей касте. Основной их целью являлось обретение политических и социальных прав. Амбедкар умер вскоре после начала этого «возрождения». После его смерти движение возглавил Сангхаракшита - англичанин, основавший орден «Друзья западного буддизма», созданный как новая форма буддийского сообщества, ориентированного на западных последователей учения Будды.

Таиланд

В Таиланде, находящемся под влиянием тайской модели монархии, ответственными за сохранение чистоты традиции в буддийском монашеском сообществе являются Верховный Патриарх и Совет Старейшин. Существуют два типа монашеских общин: «пребывающие в лесах» и «живущие в деревнях». Оба являются объектами почитания и поддержки для сообщества мирян. Нищенствующие монахи, относящиеся к сильной «лесной» традиции, проживают в уединении в джунглях и интенсивно практикуют медитацию. Они строго следуют монашеским правилам дисциплины, которая определяет и их учебную программу. Обучение «деревенских» монахов состоит в основном из заучивания текстов. Эти монахи проводят и разнообразные церемонии для обеспечения благополучия местных жителей. «Деревенские» монахи также обеспечивают мирян защитными амулетами в соответствии с тайскими верованиями в различных духов. В местном буддийском университете, предназначенном для монахов, в основном обучают переводу буддийских писаний с классического пали на современный тайский язык.

Мьянма (Бирма)

В Мьянме (Бирме) военный режим взял буддизм под строгий контроль, вверив его специальному министерству по делам религии. Безжалостному разрушению подверглись монастыри, где жили диссиденты, особенно интенсивно этот процесс происходил на севере страны. Сейчас правительство дает крупные дотации оставшимся в живых монахам, пытаясь добиться их поддержки и заглушить критику. В Бирме существует древняя традиция монастицизма, уделяющая равное внимание как медитации, так и изучению, в основном это изучение абхидхармы - системы буддийской психологии, метафизики и этики. До сих пор действует много монастырей этой традиции, и в мирянах присутствует сильная вера. Начиная со второй половины XIX века, возможно под влиянием британской колонизации, появилось много центров медитации, где монахи и учителя-миряне обучают мирян, как мужчин, так и женщин, основам медитации, ведущей к развитию внимательной осознанности.

Бангладеш

В южном Бангладеш в горах вдоль бирманской границы расположено множество разрозненных деревень, жители которых традиционно следуют бирманской буддийской традиции. Однако, поскольку они отрезаны от Бирмы, уровень понимания учения и практики там довольно низкий.

Лаос

В Лаосе в сельских местностях все еще изучают и практикуют буддизм традиционным способом, но монастыри находятся в плачевном состоянии из-за последствий американо-вьетнамской войны. Миряне до сих пор кладут еду монахам в их чаши для подаяния и ходят в храмы в дни полнолуний. Тем не менее традиция медитации крайне слаба. Раньше монахам приходилось изучать марксизм и обучать ему других, но сейчас они не обязаны этим заниматься. Сегодня от населения требуется лишь формальное выражение преданности коммунистической доктрине, и стать монахом стало гораздо проще.

Камбоджа

В Камбодже (ранее Кампучия) буддизм переживает период восстановления после преследования и разрушения его Пол Потом, и ограничения постепенно становятся менее строгими. Этот процесс набрал силу во время правления принца Сианука. Однако до сих пор монашество разрешается принимать только после 30 или 40 лет, поскольку стране нужны людские ресурсы. Глава монашества - кхмерский монах Маха Гхосананда - обучался медитации в Таиланде, поскольку в Камбодже искусство медитации было полностью утрачено. Сейчас он пытается восстановить здесь эту практику. То, что в Кампучии осталось от «лесной» традиции, скорее имело отношение к погоне за высоким социальным статусом, нежели к медитации как таковой.

Вьетнам

Хотя во Вьетнаме никогда не было аналога китайской культурной революции, буддизм здесь все еще считается врагом государства, а монахи продолжают бросать вызов государственной власти и ее контролю над населением. В этой стране стать монахом очень трудно, и многих из них до сих пор заключают в тюрьмы. Функционируют лишь «показные» монастыри, в основном для целей пропаганды. На севере, где монашеские институты мирно сосуществовали с коммунистами во время вьетнамской войны, режим для монахов более свободный. На юге страны власти относятся к монахам более жестко и подозрительно.

Восточноазиатский буддизм махаяны

Тайвань, Гонконг и районы проживания китайской диаспоры

Традиции восточноазиатского буддизма махаяны, берущие свое начало в Китае, наиболее сильны на Тайване, в Гонконге и Южной Корее. На Тайване монашеская община наиболее развита, так как ее щедро спонсирует и поддерживает сообщество мирян. Существуют буддийские университеты и буддийские благотворительные организации. Монашеская община Гонконга также процветает. Буддийские общины китайской диаспоры в Малайзии, Сингапуре, Индонезии, Таиланде и на Филиппинах делают акцент на проведении церемоний для благополучия предков и процветания и богатства ныне живущих. Существует много медиумов, которые посредством транса входят в контакт с буддийскими оракулами, позволяя им общаться с людьми. Миряне обращаются к ним за консультациями по вопросам здоровья и психологических проблем. Китайские бизнесмены, являющиеся основной движущей силой, управляющей экономиками «азиатских тигров», часто делают щедрые подношения монахам, чтобы те совершали ритуалы для их финансового успеха.

Корея

В Южной Корее буддизм все еще имеет определенный вес, хотя и сталкивается со все возрастающими трудностями из-за распространившихся протестантских христианских движений. Существует большое количество монашеских общин, монахи и монахини которых пользуются поддержкой населения. Процветает традиция медитации, в основном сон - корейская форма дзен-буддизма. С другой стороны, в Северной Корее буддизм сурово подавляется, функционирующие монастыри там существуют только в пропагандистских целях.

Япония

В Японии много прекрасных храмов, большинство из которых превращены в источники дохода и сохраняются только для туристов и посетителей. Хотя в Японии можно встретить серьезных практикующих, традиции по большей части очень формализованы и слабы. Начиная с XIII века у японцев существовала традиция женатых храмовых священнослужителей, не имевших запрета на употребление алкоголя. Эти священнослужители постепенно вытеснили традицию монахов, дающих обет безбрачия. Большинство японцев следуют смешанной религии, где буддизм тесно переплетен с традиционной японской религией Синто. Существуют священнослужители, исполняющие синтоистские ритуалы для рождений и свадеб и буддийские для похорон, обладая при этом весьма ограниченным пониманием обоих. Крупные компании пытаются внедрить некоторые буддийские медитационные техники для снятия стресса сотрудников. Некая крупная японская буддийская секта имеет обширную программу постройки так называемых пагод мира по всему земному шару. Есть также некоторое количество фанатичных апокалиптических культов, последователи которых называют себя буддистами, но на самом деле имеют весьма далекое отношение к учениям Будды Шакьямуни. Исторически сложилось так, что некоторые японские буддийские традиции были крайне националистичными и основывались на вере в то, что Япония является буддийским раем. Такое верование происходит из синтоистского культа императора и важности принадлежности к японской нации. Эти традиции дали начало буддийским политическим партиям, программы которых носят крайне националистический и фундаменталистский характер.

Китайская Народная Республика

Во Внутреннем Китае, а именно на территориях КНР, где проживают этнические китайцы (народность хань), большинство буддийских монастырей было разрушено и основная масса образованных монахов, монахинь и учителей была казнена или отправлена в лагеря во время культурной революции 60-х и 70-х годов ХХ века. Тем не менее процессы эти не носили такого всеобъемлющего характера, как в некитайских регионах, а именно в Тибете, Внутренней Монголии и Восточном Туркестане. На сегодняшний день во Внутреннем Китае многие этнические китайцы всех возрастов интересуются буддизмом, но основной проблемой является нехватка квалифицированных учителей. Многие молодые люди получают посвящение в монахи, но его качество оставляет желать лучшего. Большинство молодежи по окончании высших учебных заведений предпочитает трудоустраиваться и зарабатывать деньги, тогда как те, кто уходит в монастыри, в основном происходят из бедных и/или необразованных семей, главным образом из деревень. Осталось очень мало переживших преследования со стороны коммунистов квалифицированных пожилых монахов и монахинь, которые могут учить, и отсутствуют представители среднего поколения, кто был бы чему-то обучен. Во многих крупных городах Внутреннего Китая и местах паломничества существуют государственные буддийские колледжи, программа обучения в которых рассчитана на два-четыре года, при том что политическое образование является там частью учебной программы. Незначительное число этнических китайцев, недавно принявших монашеские обеты, учатся в этих колледжах.

В целом в собственно китайских монастырях уровень буддийского образования очень низок. В настоящее время верующие фокусируются главным образом на физическом восстановлении буддизма - реконструкции храмов, пагод, статуй и тому подобном, а это требует затрат времени и усилий на привлечение денежных средств и строительство. В некоторых случаях китайское правительство помогает с финансированием работ по реконструкции монастырей и храмов. В результате этого многие буддийские храмы открылись сейчас как музеи или туристические достопримечательности. Монахи выступают там скорее в роли билетных контролеров и обслуживающего персонала. Это создает видимость «свободы вероисповедания» - того элемента имиджа, который сейчас крайне необходим пекинским властям. Большинство восстановительных работ, однако, финансируется местными жителями, иногда зарубежными спонсорами, а очень часто и самими монахами. Некоторые традиционные практики культа предков, проводившиеся в храмах до коммунистических преследований, сейчас возобновились. Тем не менее в некоторых регионах Внутреннего Китая все же существует небольшое число действующих китайских монастырей, обладающих высоким уровнем буддийского образования и духовной практики.

Центральноазиатский буддизм махаяны

Тибетцы в изгнании

Наиболее сильной среди тибетских традиций Центральной Азии является традиция, связанная с общиной тибетских беженцев, сформировавшейся вокруг Его Святейшества Далай-ламы XIV, который со времени народного восстания 1959 года, направленного против военной оккупации Тибета коммунистическим Китаем, проживает в Северной Индии в изгнании. Благодаря усилиям этих беженцев большинство основных женских и мужских монастырей Тибета отстроены заново и имеют полную образовательную программу для ученых монахов, мастеров медитации и учителей. Для сохранения всех аспектов каждой школы тибетской буддийской традиции созданы образовательные и исследовательские учреждения и издательства.

Тибетцы в изгнании помогли возродить буддизм в Гималайских регионах Индии, включая Ладакх и Сикким, в Непале и Бутане, посылая туда учителей и проводя повторную передачу линий. Многие монахи и монахини из этих мест получают образование и воспитываются в мужских и женских монастырях тибетских беженцев.

Непал

Хотя народность шерпа на востоке Непала и тибетские беженцы в центральной части страны следуют тибетской традиции буддизма, в среде народности невари долины Катманду до сих пор в ограниченном масштабе существует традиционная форма непальского буддизма. Она представляет собой смесь поздней формы индийского буддизма махаяны и индуизма и является единственной буддийской традицией, сохраняющей кастовые различия внутри монастырей. Начиная с XVI века монахам разрешено жениться. Среди монахов существует потомственная каста смотрителей храмов и людей, возглавляющих проведение ритуалов. Исполнять эти функции могут лишь те, кто происходит из этих каст.

Тибет

Положение буддизма в самом Большом Тибете, который Китайская Народная Республика разделила между пятью провинциями - Тибетским автономным районом, Цинхай, Ганьсу, Сычуань и Юньнань, все еще весьма плачевно. Из 6500 мужских и женских монастырей, существовавших до 1959 года, все, кроме 150, были разрушены в основном еще до культурной революции. Огромное большинство образованных монахов и монахинь были либо казнены, либо умерли в концентрационных лагерях. Так или иначе большинство монахов и монахинь вынудили снять монашеские одежды. Начиная с 1979 года китайцы разрешили тибетцам восстанавливать свои монастыри, и многие из них уже реконструированы. Китайское правительство помогло восстановить два или три из них, но подавляющее большинство воссоздавалось за счет средств и усилий бывших монахов, местного населения и тибетских беженцев, находящихся за границей. Тысячи молодых людей стали монахами и монахинями, но китайское правительство вновь стало создавать строгие ограничения. Многие полицейские и соглядатаи китайского правительства, переодевшись монахами, проводят тщательную проверку в монастырях. Монахи и монахини часто выражают открытый протест против китайской политики попрания свобод личности, требуя истинной автономии Тибета и свободы вероисповедания.

Попытки китайских властей контролировать буддизм в Тибете стали очевидными в связи с недавними событиями, связанными с поиском реинкарнации Панчен-ламы. Первый Панчен-лама, живший в XVII веке, был учителем Пятого Далай-ламы и считается вторым по величине духовным лидером тибетцев после самого Далай-ламы. После смерти Далай-ламы или Панчен-ламы выбирается его преемник - ребенок, которого распознают как реинкарнацию своего предшественника. Этого мальчика находят после консультации с оракулом и тщательно экзаменуют, проверяя, помнит ли он людей и предметы из своей предыдущей жизни.

Тогда как далай-ламы, начиная с Пятого Далай-ламы, являлись как духовными, так и светскими правителями Тибета, панчен-ламы никогда не являлись политическими фигурами такого масштаба. Несмотря на это, уже с начала XX века китайцы безуспешно пытаются внести раскол в тибетское общество, поддерживая Панчен-ламу как политического противника Далай-ламы.

Маньчжуры, не-ханьская китайская народность, проживающая на северо-востоке Азии, управляли Китаем с середины XVII до начала XX века. Они старались завоевать расположение монгольского и тибетского народов, попавших в сферу влияния их империи, внешне поддерживая тибетский буддизм, но пытаясь в то же время манипулировать его институтами, контролировать их и перенести их центр влияния из Лхасы в Пекин. В середине XVIII века они провозгласили, что только маньчжурский император имеет право выбирать и распознавать реинкарнации далай- и панчен-лам посредством вытягивания жребия из золотой урны. Тибетцы проигнорировали это заявление; выбор панчен-лам всегда подтверждался далай-ламами.

Коммунистическое правительство Китая, являясь нарочито атеистическим, вроде бы не должно вмешиваться в религиозную жизнь своих граждан. К тому же оно осуждает всю политику предшествующих имперских династий, которые управляли Китаем. Несмотря на это, в 1995 году оно провозгласило себя законным наследником маньчжурских императоров в их праве найти и возвести на трон реинкарнацию Десятого Панчен-ламы, ушедшего из жизни в 1989 году. Это произошло вскоре после того, как настоятель монастыря Панчен-ламы уже нашел реинкарнацию, и Далай-лама дал этому мальчику официальное признание. Впоследствии этого ребенка вместе с семьей увезли в Пекин, и больше о них никто ничего не слышал. Настоятеля заключили в тюрьму, а монастырь Панчен-ламы теперь находится под строгим контролем коммунистических властей. Затем китайские власти приказали всем высоким ламам-учителям собраться вместе и провести церемонию, на которой они выбрали свою собственную реинкарнацию Панчен-ламы. После этого президент Китая встретился с этим шестилетним мальчиком и проинструктировал его быть лояльным по отношению к китайской коммунистической партии.

Помимо вмешательства китайского правительства главная проблема, с которой сталкиваются буддисты в Тибете, - это нехватка учителей. Крайне малому количеству старых мастеров удалось уцелеть после коммунистических репрессий. Есть также некоторые учителя, получившие двух или максимум четырехгодичное образование по довольно ограниченной программе в государственных буддийских колледжах, открытых благодаря усилиям последнего Панчен-ламы. Хотя в общем в Тибете по сравнению с Внутренним Китаем дела с обучением обстоят лучше, многие монастыри в Тибете являются лишь достопримечательностями для туристов, где монахам приходится работать в качестве билетеров и обслуживающего персонала. В целом тибетцы-миряне обладают очень сильной верой, но значительная часть молодежи постепенно деморализуется, становясь жертвой безработицы, возникающей из-за перемещения в Тибет огромного количества этнических китайцев, а также в результате непрерывно растущих поставок из Внутреннего Китая дешевого алкоголя, героина, порнографии и бильярдных столов для азартных игр.

Восточный Туркестан (Синьцзян)

Большинство калмыцких монастырей в Восточном Туркестане было разрушено во времена культурной революции. Некоторые из них сейчас восстановлены, но остается актуальной еще более острая по сравнению с Тибетом нехватка квалифицированных учителей. Недавно ставшие монахами молодые люди разочаровываются, сталкиваясь с отсутствием учебных заведений, и многие из них вскоре оставляют монашество.

Внутренняя Монголия

Для тибетских буддистов, проживающих на территории Китайской Народной Республики, наихудшим является положение во Внутренней Монголии. Большинство монастырей в ее западной половине было разрушено во времена культурной революции. В восточной половине, которая раньше была частью Маньчжурии, многое уже было разрушено сталинскими отрядами в конце Второй мировой войны, когда русские помогали освобождать Северный Китай от японцев. Культурная революция лишь завершила этот процесс разорения. Из 700 монастырей, ранее существовавших во Внутренней Монголии, сохранилось только 27. Но в отличие от Тибета и Восточного Туркестана позже не прикладывалось почти никаких усилий по их восстановлению. В результате притока огромного количества этнических китайцев и смешанных браков большинство местного монгольского населения, особенно в городах, имеют весьма слабый интерес к своему языку, традиционной культуре или буддийской религии. Несколько монастырей открыто для привлечения туристов. Есть небольшое количество молодых монахов, но они практически не получают никакого образования. В отдаленных районах пустыни Гоби осталось один или два монастыря с монахами, которые все еще проводят традиционные ритуалы. Но среди них нет никого моложе семидесяти лет. В отличие от тибетских регионов, где пастбища богаты и у кочевников есть средства, чтобы поддерживать восстановление монастырей и содержать новых монахов, кочевники Внутренней Монголии пустыни Гоби, даже обладающие верой, крайне бедны.

Монголия

В самой Монголии (Внешняя Монголия) существовали тысячи монастырей. Все они были частично или полностью разрушены в 1937 году по приказу Сталина. В 1946 году один из монастырей в Улан-Баторе формально открылся заново, и в начале 70-х годов ХХ века здесь же было открыто специальное училище для монахов с пятилетней программой обучения, крайне сокращенной и делающей сильный упор на изучении марксизма. Монахам разрешалось проводить ограниченное число ритуалов для населения, находящегося в поле постоянного внимания со стороны государства. С падением коммунизма в 1990 году началось энергичное возрождение буддизма с помощью тибетцев, проживающих в изгнании в Индии. Много новых монахов было отправлено в индийские монастыри для обучения. 150 монастырей были либо открыты заново, либо частично реконструированы, а в качестве наставников приглашались учителя-тибетцы из Индии. В отличие от Тибета, где старые монахи, снявшие монашеские одежды, не присоединялись к монастырям, а только работали на их реконструкции и поддерживали их, в Монголии в монастыри пришло много бывших монахов. Поскольку большинство из них не отказалось от ночевок дома со своими женами и от употребления алкоголя, сегодня среди них существует серьезная проблема с соблюдением правил монашеской дисциплины.

Однако наиболее серьезная проблема, с которой сталкиваются сегодня буддисты Монголии, - это агрессивные американские миссионеры-мормоны и христиане-баптисты. Приехав с целью «преподавания английского языка» они предлагают деньги и помощь в обучении детей в Америке тем, кто обращается в их веру. Они распространяют красивые бесплатные буклеты об Иисусе, напечатанные на разговорном монгольском, и показывают агитационные фильмы. Буддисты не могут состязаться с ними в пропаганде. В Монголии до сих пор нет книг по буддизму на разговорном языке, есть только на классическом, и вряд ли найдется кто-нибудь, способный перевести их, и даже если бы нашелся такой человек, то не нашлось бы денег, чтобы напечатать эти книги. Таким образом, молодые люди и интеллигенция постепенно переходят из буддизма в христианство.

Россия

Три российских региона, где традиционно распространен тибетский буддизм, - это в Сибири, вблизи озера Байкал, - Бурятия, также в Сибири, на севере западной Монголии, - Тува и на северо-западе побережья Каспийского моря - Калмыкия. Буряты и калмыки принадлежат к монгольской группе, тогда как тувинцы - народность тюркского происхождения. Все монастыри в этих трех регионах были полностью разрушены Сталиным в конце 30-х годов ХХ века, за исключением трех, частично уцелевших в Бурятии. В конце 40-х годов Сталин открыл заново два «показных» монастыря в Бурятии под строжайшим надзором компетентных органов. Монахи, ранее снявшие свои монашеские одежды, надевали их опять как рабочую униформу и днем проводили определенные ритуалы. Некоторые из них ездили на обучение в специальное духовное училище в Монголию. После падения коммунизма в 1990 году во всех этих трех регионах началось энергичное восстановление буддизма. Тибетцы в изгнании стали направлять туда своих учителей, молодые монахи поехали обучаться в Индию в тибетские монастыри. В Бурятии сейчас восстановлено семнадцать монастырей-дацанов. Здесь существуют те же самые проблемы, что и в Монголии: проблема алкоголя и наличие жен у бывших монахов, вернувшихся в монастыри. Однако в отличие от монгольских эти монахи не выдают себя за монахов, соблюдающих обет безбрачия. В настоящее время разрабатываются планы по открытию монастырей в Калмыкии и Туве. Христианские миссионеры действуют и в этих трех регионах, но не настолько активно, как в Монголии.

Жители многих азиатских стран с иными буддийскими традициями также интересуются тибетским буддизмом. Учителей-лам из тибетской общины, проживающей в изгнании в Индии, часто приглашают учить в Юго-Восточную Азию, на Тайвань, в Гонконг, Японию и Корею. Такие люди признают, что ясное изложение учений Будды, существующих в тибетской традиции, помогает им лучше понять их собственные традиции. Людей также привлекают сложные и колоритные тибетские буддийские ритуалы, выполняемые ради достижения процветания, доброго здравия и долголетия. Традиционно небуддийские страны

В традиционно небуддийских странах во всем мире также существуют различные формы буддизма. Практикующих можно разделить на две основные группы: иммигранты из Азии и практикующие неазиатского происхождения. Иммигрантами из Азии, в особенности в Соединенных Штатах и Австралии, построено множество этнических храмов. В меньшем масштабе это верно также и для Канады, Бразилии, Перу и некоторых западноевропейских стран, в частности Франции. Главный акцент здесь делается на молитвенной практике и поддержании объединяющего центра, помогающего иммигрантским общинам сохранять свою культурную и национальную самобытность.

Буддийские Дхарма-центры всех традиций существуют на сегодня более чем в восьмидесяти странах по всему миру, и их посещают в основном люди неазиатского происхождения. В Дхарма-центрах основное время уделяют медитации, обучению и выполнению ритуалов. Наибольший процент составляют Дхарма-центры тибетской традиции, традиции тхеравады и дзен. Учителями в этих центрах могут быть как европейцы, так и этнические буддисты из стран Азии. Наибольшее количество таких центров находится в Соединенных Штатах, Франции и Германии. Самые серьезные ученики часто посещают Азию для более глубокого изучения Дхармы. Буддийские образовательные программы существуют во многих университетах по всему миру. В настоящее время расширяется диалог и обмен идеями между буддизмом и другими религиями, современной наукой, психологией и медициной. Его Святейшество Далай-лама играет в этом процессе ведущую роль.

Введение

Во времена коммунистического строя в Советском Союзе религии как государственного института не существовало. И определение религии было таковым: «…Всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, - отражением, в котором земные силы принимают форму неземных…»(9; с. 328).

В последние же годы роль религии все больше возрастает, но, к сожалению, религия в наше время - это средство наживы для одних и дань моде для других.

Для того, чтобы выяснить роль мировых религий в современном мире, необходимо выделить для начала следующие структурные элементы, которые являются основными и связующими для христианства, ислама, буддизма.

1. Изначальным элементом всех трех мировых религий является вера.

2. Учение, так называемая совокупность принципов, идей и понятий.

3. Религиозная деятельность, стержнем которой является культ - это обряды, богослужения, молитвы, проповеди, религиозные праздники.

4. Религиозные объединения - организованные системы, в основе которой лежит религиозное учение. Под ними подразумеваются церкви, медресе, сангха.

1. Дать характеристику каждой из мировых религий;

2. Выявить различия и взаимосвязи между христианством, исламом и буддизмом;

3. Выяснить, какую роль играют мировые религии в современном мире.

Буддизм

«…Буддизм - это единственная во всей истории настоящая позитивистская религия - даже и в своей теории познания…» (4; с. 34).

БУДДИЗМ, религиозно - философское учение, возникшее в древней Индии в 6-5 вв. до н.э. и превратившееся в ходе его развития в одну из трех, наряду с христианством и исламом, мировых религий.

Основатель буддизма Сидхартха Гаутама, сын Царя Шуддходаны, правителя шакьев, который оставил роскошную жизнь и стал странником на путях мира, полного страданием. Он искал освобождения в аскетизме, но убедившись, что умерщвление плоти ведет к гибели разума, отказался от него. Тогда он обратился к медитации и спустя, по разным версиям, четыре или семь недель, проведенных без еды и питья, достиг просветления и стал Буддой. После чего он сорок пять лет проповедовал свое учение и умер в возрасте 80 лет (10, с. 68).

Трипитака, Типитака (санскр. «три корзины») -- три блока книг буддийского Священного писания, воспринимаемого верующими как свод откровений Будды в изложении его учеников. Оформлена в I в. до н.э.

Первый блок -- Виная-питака: 5 книг, характеризующих принципы организации монашеских общин, историю буддийского монашества и фрагменты биографии Будды-Гаутамы. Второй блок -- Сутта-питака: 5 сборников, излагающих учение Будды в форме притч, афоризмов, поэм, а также повествующих о последних днях Будды. Третий блок -- Абхидхарма-питака: 7 книг, истолковывающих основные идеи буддизма.

В 1871 г. в Мандалае (Бирма) собор из 2400 монахов утвердил единый текст Трипитаки, который был вырезан на 729 плитах мемориала в Кутодо -- месте паломничества буддистов всего мира. Виная заняла 111 плит, Сутта-- 410, Абхидхарма -- 208 (2; с. 118).

В первые столетия своего существования буддизм разделился на 18 сект, и в начале нашей эры буддизм разделился на две ветви хинаяну и махаяну. В 1-5 вв. сформировались главные религиозно - философские школы буддизма в хинаяне - вайбхашика и саутрантика, в махаяне - иогачара, или видж-нянавада, и мадхъямика.

Возникнув на Северо-Востоке Индии, буддизм скоро распространился по всей Индии, достигнув наибольшего расцвета в середине 1-го тысячелетия до нашей эры - начале 1-го тысячелетия нашей эры. Одновременно, начиная еще с 3 в. до нашей эры, он охватил Юго-Восточную и Центральную Азию, а отчасти также Среднюю Азию и Сибирь. Столкнувшись же с условиями и культурой северных стран, махаяна дала начало различным течениям, смешавшимся с даосизмом в Китае синтоизмом в Японии, местными религиями в Тибете и т.д. В своем внутреннем развитии, разбившись на ряд сект, северный буддизм образовал, в частности, секту дзэн (в настоящее время более всего распространена в Японии). В 5 в. появляется ваджраяна, параллельная индуистскому тантризму, под влиянием которого возникает ла-маизм, сконцентрировавшийся в Тибете.

Характерной особенностью буддизм является его этико-практическая направленность. Буддизм выдвинул в качестве центральной проблемы - проблему бытия личности. Стержнем содержания буддизма является пропо-ведь Будды о «четырех благородных истинах» существует страдание, причина страдания, освобождение от страданий, путь, ведущий к освобождению от страданий.

Страдание и освобождение предстают в буддизме как различные состояния единого бытия страдание - состояние бытия проявленного, освобождение - непроявленного.

Психологически страдание определяется, прежде всего, как ожидание неудач и потерь, как переживание беспокойства вообще, в основе которого лежит чувство страха, неотделимое от присутствующей надежды. В сущности, страдание тождественно желанию удовлетворения - психологической причине страдания, а в конечном итоге просто любому внутреннему движению и воспринимается не как какое-либо нарушение изначального блага, а как органически присущее жизни явление. Смерть вследствие принятия буддизма концепции бесконечных перерождений, не изменяя характера этого переживания, углубляет его, превращая в неотвра-тимое и лишенное конца. Космически страдание раскрывается как бесконечное «волнение» (появление, исчезновение и появление вновь) вечных и неизменных элементов безличного жизненного процесса, вспышек своего рода жизненной энергии, психофизических по своему составу - дхарм. Это «волнение» вызывается отсутствием подлинной реальности «Я» и мира (согласно школам хинаяны) и самих дхарм (согласно школам махаяны, продливших идею нереальности до логического конца и объявивших все видимое бытие шуньей, т.е. пустотой). Следствием этого является отрицание существования как материальной, так и духовной субстанции, в частности отрицание души в хинаяне, и установление своеобразного абсолюта - шуньяты, пустотности, не подлежащей ни пониманию, ни объяснению - в махаяне.

Освобождение буддизм представляет себе, прежде всего, как уничтожение желании, точнее - угашение их страстности. Буддийский принцип среднего пути рекомендует избегать крайностей - как влечения к чувственному удовольствию, так и совершенного подавления этого влечения. В нравственно эмоциональной сфере оказывается концепция терпимости, «относительности», с позиций которой нравственные предписания не обладают обязательностью и могут быть нарушены (отсутствие понятия ответственности и вины как чего-то абсолютного, отражением этого является отсутствие в буддизме четкой грани между идеалами религиозной и светской морали и, в частности, смягчение, а иногда и отрицание аскетизма в его обычной форме). Нравственный идеал предстает как абсолютное непричинение вреда окружающему (ахинса) проистекающее из общей мягкости, доброты, чувства совершенной удовлетворенности. В интеллектуальной сфере устраняется различие между чувствственной и рассудочной формами познания и устанавливается практика созерцательного размышления (медитации), результатом которого оказывается переживание целостности бытия (неразличение внутреннего и внешнего), полная самоуглубленность. Практика созерцательного размышления служит не столько средством познания мира, сколько одним из основных средств преобразования психики и психофизиологии личности, - в качестве конкретного метода особенно популярны дхьяны, получившие название буддийской йоги. Эквивалент угашения желаний - есть освобождение, или нирвана. В космическом плане она выступает как остановка волнения дхарм, которая в дальнейшем в школах хинаяны описывается как неподвижный, неизменный элемент.

В основе буддизма лежит утверждение принципа личности, неотделимой от окружающего мира, и признание бытия своеобразного психологического процесса, в который оказывается вовлечённым и мир. Результатом этого является отсутствие в буддизме противоположности субъекта и объекта, духа и материи, смешение индивидуального и космического, психологического и онтологического и одновременно подчёркивание особых потенциальных сил, таящихся в целостности этого духовно-материального бытия. Творческим началом, конечной причиной бытия оказывается психическая активность человека, определяющая как образование мироздания, так и его распад: это волевое решение «Я», понимаемого как некая духовно-телесная целостность, - не столько философский субъект, сколько практически действующая личность как нравственно-психологическая реальность. Из неабсолютного значения для буддизма всего существующего безотносительно к субъекту, из отсутствия созидательных стремлений у личности в буддизме следует вывод, с одной стороны, о том, что бог как высшее существо имманентен человеку (миру), с другой -- о том, что в буддизме нет надобности в боге как творце, спасителе, промыслителе, т.е. вообще как, безусловно, верховном существе, трансцендентном этой общности; из этого вытекает также отсутствие в буддизме дуализма божественного и небоже-ственного, бога и мира и т.д.

Начав с отрицания внешней религиозности, буддизм в ходе своего развития пришёл к её признанию. Буддийский пантеон растёт за счёт введения в него всякого рода мифологических существ, так или иначе ассимилирующихся с буддизмом. Чрезвычайно рано в буддизме появляется сангха--монашеская община, из которой с течением времени выросла своеобразная религиозная организация.

Распространение буддизма способствовало созданию тех синкретических культурных комплексов, совокупность которых образует т.н. буддийскую культуру (архитектура, скульптура, живопись). Наиболее влиятельная буддийская организация -- созданное в 1950 всемирное общество буддистов (2; с. 63).

В настоящее время последователей буддизма в мире около 350 млн. человек (5; с. 63).

По моему мнению, буддизм является нейтральной религией, он в отличие от ислама и христианства никого не принуждает следовать учению Будды, он дает выбор человеку. А если человек желает идти по пути Будды, то он должен применять духовные практики, в основном это медитации, и тогда он достигнет состояния нирваны. Буддизм, проповедуя «принцип невмешательства», играет большую роль в современном мире и, несмотря ни на что, обретает все больше последователей.

В начале XXI века буддизм исповедуют около 6-8% населения мира, что намного уступает христианству (примерно 33%), исламу (примерно 18%) и индуизму (примерно 13%). Буддизм остается безусловно азиатской религией: 99% буддистов живут в Азии, причем в восточной ее части. Есть несколько государств, которые принято называть «буддийскими», однако преобладание буддистов в населении сильно разнится от страны к стране: например, есть такие религиозно гомогенные страны как Камбоджа (буддистов около 95%), Мьянма (Бирма, около 90%) или Бутан (75%); есть Лаос, Таиланд и Шри Ланка, где буддистов 60-70% населения, но уже имеются существенные религиозные меньшинства; есть категория государств, где религиозная статистика принципиально затруднена из-за традиционного синкретизма и двойной, если не тройной самоидентификации населения: например, Япония, Китай, в какой-то мере Тайвань, Корея и Вьетнам; есть, наконец, остальные страны, где буддисты составляют, как правило, менее одного процента населения. Лишь в Австралии буддистов чуть больше одного процента (1.1%), а возможно, и в США (по оптимистическим данным, до 1.5%).

Если мы исходим из того, что живем в «эпоху глобализации», то вся история буддизма выглядит по-новому. Мартин Бауманн предлагает четырехчленную периодизацию:

• 1. канонический буддизм (с возникновения в 6 в.до н.э. до правления Ашоки Маурьи, 3 в до н.э.);
• 2. традиционный или исторический буддизм (с Ашоки и до середины/конца 19 в.)
• 3. современный или возрождающийся буддизм (начиная с конца 19 в.) и, наконец,
• 4. глобальный буддизм.

В целом, эта периодизация, или типология, не кажется очень убедительной, однако выделение «глобального» типа правильно.

«Глобальный буддизм» стал результатом западного проникновения в Азию и западного осмысления Азии. Мы можем сказать, что постепенно буддизм превращался в глобальный интеллектуально-духовный ресурс, открытый для всеобщего пользования.(лит. 5)

В большинстве евроазиатских стран буддизм ассоциируется с традицией и культурно-политическим консерватизмом. В нескольких случаях этот статус закреплен конституционно: в Камбодже буддизм прямо провозглашен государственной религией, в Шри Ланке буддизму предоставляется преимущественный статус, и буддисты довольно болезненно реагируют на попытки правительства, идя навстречу тамильскому меньшинству, дезавуировать соответствующие конституционные привилегии; в Таиланде государственный статус буддизма тесно связан с конституционным строем через институт монархии;в Лаосе такой статус буддизма тоже не вызывает сомнений. Тайвань, Япония, Южная Корея и Монголия после демократических перемен придерживаются политики религиозного плюрализма, а коммунистические страны -- Китай, Северная Корея и Вьетнам -- обычной политики равной удаленности и государственного контроля, сводящегося, как правило, к поощрению «послушных» и «патриотических» организаций принадлежащих к так называемым традиционным конфессиям

При этом в самой Индии буддизм не получил дальнейшего развития. По статистическим данным на начало XXI века его исповедует менее 0,5% индийского населения (лит.10), что даже меньше, чем в России, где 1% населения причисляет себя к буддистам. Доминирующей религией Индии остается индуизм, также распространен ислам. Буддизм в Индии постепенно исчезал, начиная с XII века. Был утрачен и оригинальный индийский буддийский канон Трипитака. В то же время наследие Будды было сохранено и процветало в других странах. (Воистину -- нет пророка в своем отечестве.)

Начиная с VIII века северный буддизм проник в Тибет , который стал новым мировым центром этой религии и просуществовал в этой роли почти тысячу лет, вплоть до середины XX века. В 1950-х гг. Тибет утратил суверенитет, оказавшись в составе Китая, что повлекло за собой большую волну эмиграции тибетцев в различные страны мира. Но несмотря на это Тибет остался главным Мировым духовным центром буддизма,а тибетская цивилизация была и остается одной из мировых цивилизаций. Мы не говорим о сохранении культуры одной страны. Это целостная цивилизация, чей язык, литература, медицина, искусство, музыка и так далее распространены по всей Центральной Азии, а не только в пределах одной маленькой страны. Сейчас в Индии возникла многочисленная тибетская диаспора и расположена резиденции иерархов тибетского буддизма. Так учение Будды, ставшее за две с половиной тысячи лет мировой религией, возвращается к истоку - на территорию, откуда начало свое распространение в мире, но уже совсем с другим народом, тибетским, в качестве носителя (лит.12).

В восстановлении мест, связанных с событиями жизни Будды Шакьямуни большую роль сыграло южно-азиатское общество "Маха-Бодхи". Сейчас Индия сохраняет свое важное значение для мирового буддизма благодаря этим историческим местам и является одной из самых посещаемых стран, куда совершаются буддийские паломничества.

Статус мировой религии подразумевает выход конкретного вероучения за границы первоначальной территории: именно так обрели свое нынешнее положение христианство и ислам и именно потому не может считаться мировой религией индуизм, хотя число его приверженцев составляет 13 процентов от населения земного шара (буддистов всего, по разным подсчетам, от 6 до 8 процентов). Буддизм вышел за границы Азии и распространился по миру благодаря проникновению европейцев в Азию и благодаря тому, что Запад всерьез заинтересовался азиатскими культурами и азиатским менталитетом; этот интерес привел к тому, что западный человек начал осмыслять «восточную мудрость» и попытался вписать ее в мировой контекст. В итоге из вероучения по преимуществу азиатского (даже восточноазиатского) буддизм превратился в религию всеобщего свойства.

После Второй мировой войны в Америке и Европе процессы открытия буддийских традиций резко ускорились, и после этого интерес к Учениям Будды уже не угасал.

Буддийские сообщества во всём мире становятся всё более многочисленными. Это прекрасно, независимо от того, интересуются ли они буддизмом как религией или тем, что называется «облегчённой версией буддизма», - расслабляющими техниками и так далее. Буддизм дает Западу то, чего ему не хватает: систему духовной мудрости, что может вдохновить и нравственно направить, и в то же время не требовать неоспоримой веры в теологические догмы. Напротив, она опирается на человеческий рассудок и личное прозрение.

Жизненная сила буддизма начинает все более приобщаться к требованиям современной жизни, отыскивая подход к изменившимся условиям. Более того, последователи буддизма на Западе видят перспективы эволюции буддизма в его синкретизации с элементами западной духовной культуры. Некоторые из них предлагают отказаться от конкретных учений буддизма, а взять из него только то, что необходимо Западу, увязав идеи и концепции буддизма с лучшими достижениями западной науки, сделав его совершенно «западным».

Необходимо различать такие понятия как «глобальный буддизм» и «буддизм в глобальную эпоху», поскольку не все конфессиональное пространство буддизма включено в пространство глобализации. Традиционный буддизм принимает «музейно-архивную» форму существования или становится источником символической идентичности для новообращенных западных буддистов. В то же время, данная консервативно-охранительная тенденция не принимает радикальных выражений. Поэтому по отношению к буддизму не применимо такое понятие как «фундаментализм», поскольку по сравнению в буддизме границы ортодоксии и «инакомыслия» нежесткие, а критерии доктринальной чистоты размыты. Хотя в буддизме и присутствуют определенные антиглобалистские течения, но по сравнению с другими религиями они более мягкие.

Далай-лама одним из способов решения проблем глобального диалога религий, культур и цивилизаций видит в создании новой общечеловеческой этики. В связи с этим инициатива Далай-ламы XIV весьма своевременна и возможно буддийская модель реакции на глобализацию, станет наилучшим выходом из сложившейся ситуации, поскольку поможет найти золотую середину или «срединный путь» между современным глобализационным процессом и традиционализмом, используя преимущества объединенного мира и не принося в жертву многообразия культур.

Он жев одном из интервью на вопрос, видит ли он какую-либо возможность интеграции христианства и буддизма на Западе, ответил следующим образом:

«Это зависит от того, что вы понимаете под интеграцией. Если вы имеете в виду возможность интеграции буддизма и христианства внутри общества, их сосуществование, то тогда мой ответ будет утвердительным. Однако если вы видите интеграцию как создание некой комплексной религии, которая по сути не является ни чистым буддизмом, ни чистым христианством, то такую форму интеграции я считаю невозможной.

И вполне реально, чтобы в стране, где господствующей религией является христианство, кто-то решил следовать буддийскому пути. Я думаю, весьма вероятно и то, чтобы человек, в целом исповедующий христианство, принимающий идею существования Бога и верящий в него, решил на каком-то этапе включить в свою практику некоторые идеи и техники буддизма. Учение о любви, сострадании и доброте присутствуют как в христианстве, так и в буддизме. В особенности много техник, направленных на развитие сострадания, доброты и тому подобных качеств, можно найти в Колеснице Бодхисаттв. Эти техники могут практиковаться как буддистами, так и христианами. Вполне допустимо, чтобы человек, оставаясь приверженцем христианства, решил пройти обучение техникам медитации, концентрации и однонаправленного сосредоточения ума. Оставаясь христианином, человек может практиковать некоторые положения буддизма. Это еще одна допустимая и весьма жизнеспособная разновидность интеграции». (лит. 3)

Где производят шины Yokohama Кто производитель резины йокогама
Обязателен или нет знак «Шипы», есть ли штраф за его отсутствие?